Михаил Маришин - Звоночек 2[СИ, закончено]

— Вряд ли это у вас получится, но попробуйте.

— Начну я свой рассказ с времён далёких, когда звёзды светили ярче, а трава была зеленее. И уж тем более, не было ни белых, ни красных, да и сам Маркс ещё не родился, — зная о восприимчивости женщин к словам, я повёл речь в поэтическо-былином русле. — Жила-была Русь, населённая многими племенами славянскими и были у них князья. И были у них родовые Боги, которым вся Русь поклонялась. Разное было на Руси — беды и радости, взлёты и падения, но держава крепла и при князе Святославе Храбром не только сокрушила хазар, но и бросила вызов самой Византии. Следующий за ним князь, Владимир, имел мало прав на престол и задумал укрепить его, приняв христианскую веру и крестив всех своих подданных, чтобы они признали его первым, после Бога. Разумеется, кто не желал предавать родовых богов, считай, прямо заявлял князю, что тот правит незаконно и становился его врагом. И пошли христиане на язычников и началась война. Много крови пролилось и треть Руси была вырезана. Но хуже всего — подняв из-за власти руку на единоплеменников один раз, русские уже легко стали делать это и дважды и трижды и по любому поводу. И началось то, что в нынешних школьных учебниках называют феодальной раздробленностью. А потом пришли татары и наказали русских за грех братоубийства. И усвоили русские урок, объединились. Новая Русь поднялась ещё сильнее и краше прежнего. При царе Иване Грозном раздвинула границы до Тихого океана.

— Зачем вы всё это мне рассказываете? Вы думаете, я не знаю историю собственной страны, раз живу в эмиграции? -

— Ну, зачем вы так? Просто я хотел показать на бесспорном историческом примере, что ваша мечта о возрождении России осуществима только объединением усилий всех русских людей. И нас с вами это касается напрямую.

— Я же сказала — ты не русский! Ты — жидобольшевик! Язык твой лживый тебе ничем не поможет.

— Какое совпадение! Я тоже считаю что ты — не русская. Потому, что русские люди живут в России или, по крайней мере, могут туда в любой момент вернуться. Потому, что врагов своих Родина не принимает. А русские не могут быть врагами России. И заметь, за всё время нашего общения, я ни разу не обмолвился о партии, большевиках, коммунизме и прочих несущественных мелочах. Потому, что могу себе позволить подняться выше них, опираясь на главное. Хотелось бы, чтобы и ты поднялась выше своих детских обид.

— Детских обид!? Это ты называешь детскими обидами!!?

— Конечно. Ведь когда произошла революция, ты была совсем маленькой?

— Да, мне только исполнилось десять лет. Но что с того?

— Тебе самой, по сути, нечего вспомнить о старой России, кроме счастливого детства, которого тебя лишили. А взрослая жизнь, как я вижу, оказалась не слишком-то сладкой, вот ты и ищешь виноватых, чтобы оправдать свои собственные несчастия. Достигни ты в этой жизни наперекор всему каких-то высот, тебе было бы плевать на, как ты говоришь, жидокоммунистов.

Повисло тягостное молчание. Анна, чувствуя мою правоту, не стала со мной спорить, а я решил дать ей немного времени, чтобы сказанное мной правильно улеглось в её голове. Давление сейчас ни к чему. Пусть сама возобновит нашу беседу, когда будет к ней готова.

— Я тебе совсем не нравлюсь?

Воистину, женская логика неподвластна мужскому пониманию!

— Почему, нравишься. Очень. Именно поэтому я трачу на тебя столько времени, — вот тут надо сместить акценты с меня обратно на неё. — Мне больно видеть, как ты гибнешь. Я хочу тебе помочь, но для этого ты сама должна приложить некоторые усилия в правильном направлении.

— Что же я должна по твоему делать?

— Ты должна понимать, что завязла. Как бы я не хотел, я не могу забрать тебя с собой потому, что на Родине тебя ничего хорошего не ждёт сейчас. Но это можно поправить, если ты заслужишь право возвращения. Я предлагаю тебе служить в русской разведке. Служить так, чтобы битые войнами, которых будет не мало, седые генералы, увешанные до пупа орденами, вставали при твоём появлении. Я не Энглер, я не предложу тебе денег. Я могу всего лишь вернуть тебе честь, Родину, благодарность и уважение русского народа.

Что ж, предложение прозвучало. Честное слово, никогда так не волновался, даже когда предлагал выйти за меня замуж. Что она медлит? Анна вдруг ухватила меня за отворот пальто, развернула, приблизилась так, что я почувствовал на своём лице её чистое, жаркое дыхание.

— Я соглашусь, если ты дашь мне задаток! Ты должен быть моим! Хотя бы на одну ночь!

— Прости, это невозможно.

Девушка отпустила меня и пошла по дорожке, я последовал за ней.

— Если бы ты согласился, я бы тебе отказала, — вдруг сказала она. — Подумать только, большевик, а ведёт себя так, что любой благородный дворянин кажется по сравнению с ним просто гнусным подонком. Не говоря уже о "товарищах", которые отметились здесь до тебя.

Я усмехнулся.

— Видишь ли, я здесь оказался, можно сказать, случайно. Такие как я слишком заняты совершенно другими делами. Мы строим страну и нам некогда разъезжать по санаториям-пансионатам. А от плесени, которая любит курорты за народный счёт, мы, поверь, избавимся, с твоей помощью.

— Что я должна делать?

— Аня, дорогая, припомни, пожалуйста, и запиши для меня всех, кого завербовал Энглер. Не только по СССР, но и по другим странам. Меня интересуют все его контакты. Даже если ты что-то слышала краем уха — пиши. Мы осторожно проверим.

— А дальше?

— А дальше пока ничего. Надо подготовиться. Думаю, мы постараемся обеспечить тебе карьеру в абвере. Так, чтобы тебя, по крайней мере, уже никто не подкладывал под разных мерзавцев, — пожалуй, это верх цинизма, получать выгоды от человека, мотивируя это заботой о нём самом, но в общем контексте я просто не мог сказать иначе.

— Вот возьми, — и ещё одна десятишиллинговая банкнота размножилась делением. Надо бы их подписывать, чтобы не путать, где чья. — Когда я уеду, с тобой свяжутся через какое-то время.

— Семён, а ты оставишь мне свой адрес?

— Зачем?

— Я буду писать тебе письма.

— Тогда Москва, Главпочтампт, Семёну Петровичу Любимову до востребования. Обещаю справляться.

— Боишься, что жена неправильно поймёт?

— Нет, просто возможны переезды и смены адреса. Но, я тебя прошу, будь осторожной с почтой. Лучше вообще не пиши. Как ты это немцам объяснишь?

— Очень просто. Я тебя люблю. Если сможешь, отвечай мне. Не забывай Анну Мессер.

Сказанное девушкой прозвучало весьма и весьма двусмысленно, пришлось зацепиться за последние слова и опять увести разговор от опасных тем.

— Курт — твой муж?

— Это был фиктивный брак с немедленным разводом, устроенный Энглером. Моя настоящая фамилия, Лапшина, не слишком подходила для работы. Впрочем, всё сказанное мной тогда, после боя — правда. Вот мы и пришли. Позвони мне после ужина, я принесу, то, что ты хотел.

— До ужина позвоню. Откровенно признаюсь — боюсь поддаться искушению. Ты просто богиня и игнорировать тебя чрезвычайно трудно!

Озорница рассмеялась, потрепала меня по щеке рукой, развернулась и ушла не оборачиваясь.

— Вы не против, если мы махнём сразу до Бухареста? В Будапеште нет ни пассажиров, ни груза, — спросил у меня, единственного пассажира, штурман рейса "Кольцо столиц" почти сразу после взлёта.

— А в Бухаресте есть? — вопросом на вопрос ответил я.

— Тоже нет.

— Мужики, давайте сразу в Киев! Там хоть полдня сидите! Но меня на Родину доставьте как можно скорее. Соскучился.

— А вытерпите?

— Узлом завяжу, в крайнем случае, — отшутился я.

— Ладно, идёт.

Из пансионата профессора Нордена я исчез по-английски, не прощаясь, сорвавшись ранним утром, когда никто этого не ожидал. Получив от Анны весьма обширный список весьма немаленьких лиц, а от Энглера негативы фотоплёнок, на которые он переснял расписки, мотивируя это тем, что исчезновение оригиналов из сейфа Нордена вызовет подозрения, я понял, какую бомбу заполучил в свои руки. Там были не только военные вроде Егорова, Якира, Гамарника, Федько, но и начальник лечсанупра Кремля Металликов, тогпред в Германии Канделаки, полпред в Италии Штейн и многие, многие другие. Это только по СССР! Только намёк, что я могу знать ТАКОЕ, обесценивал мою жизнь до нуля и я всерьёз за неё опасался. Не поспав ночью, утром, постоянно подстраховываясь и проверяясь, не следят ли за мной, собрав манатки, рванул на первый же попавшийся самолёт в СССР. К счастью, было воскресенье и выспавшиеся пилоты "Кольца столиц", без промежуточных посадок, которые можно было и не пережить, сами взялись доставить меня в Киев напрямую, то есть по нестандартному маршруту. Это давало надежду, что встреча с каким-нибудь "случайным" истребителем не состоится.